В первых числах января этого года я завершил свою публикацию на «Эхе Кавказа» «20 лет после миллениума. Что дальше?» рядом прогнозов, сделанных в начале 1980-х годов известным американским писателем-фантастом Айзеком Азимовым относительно того, как будет выглядеть наш мир в 2019 году. В основном его предвидения оказались весьма точны – о всеобщей компьютеризации, отмирании ряда профессий… Но фантаст прогнозировал и исчезновение учителей. Их, считал он, вполне могут заменить компьютеры, а дети будут получать образование дома – не по стандартной школьной программе, а в индивидуальном темпе и в соответствии с собственными интересами. Но, как видим, это не сбылось, хотя некоторые родители стали отдавать предпочтение так называемому дистанционному обучению в онлайн-школах.
Убежден, что главный просчет Азимова заключался тут в следующем: он исходил из перспектив научно-технического прогресса, но ведь школа – это место и средство не только обретения знаний, но и социализации, формирования личности (как, в дополнение к этому, и детсад для самых маленьких). Поэтому с трудом представляю себе отказ от школ в обозримом будущем человечества – и через сто, и через двести лет… Развитие научно-технического прогресса стремительно, а вот человеческая личность, ее психология примерно все те же, какими они были, когда школяр четыре тысячи лет назад заполнял клинописью на шумерском языке знаменитый артефакт – глиняную табличку, в которой описывал день, проведенный в «доме табличек», то есть в школе, начиная с того, как он боялся опоздать на занятия, но все же опоздал, что на завтрак у него были две булочки....
Но не только за толщу лет, пошедшую с тех пор, даже за время жизни моего поколения многое изменилось в детской психологии. Я сейчас даже не о гаджетах, о компьютерных играх и прочих приметах НТП (научно-технического прогресса). Мне кажется, что сейчас малыши, которые приходят в школу, по крайней мере, в Сухуме, куда менее самостоятельные, чем были когда-то в их возрасте мы. Правда, мы поступали в школу не ранее семи лет и учились десять. Сейчас в Абхазии в первый класс приходят в основном в шесть и учатся одиннадцать лет. Но все равно, помню, что за ручку с мамой пришел только в первый раз в первый класс, все остальное время ходил в нее один и пешком (к счастью, она была в одном квартале ходьбы), как и мои одноклассники.
Сейчас в большинство сухумских школ детей чуть ли не вплоть до выпуска привозят и увозят на автомашинах родители (а если в семье нет машины, то родственники, соседи). Даже дома их вплоть до семи-восьми лет многие взрослые и на десять минут боятся оставлять одних. И вот эта чрезмерная, думается, опека приводит порой к курьезным ситуациям.
Недавно узнал, что во втором классе одной из сухумских школ, где учится моя маленькая родственница, есть мальчик, причем один из самых старших в классе, восьмилетний, с которым до сих пор за школьным столом на всех уроках сидит его мама, иначе он начинает плакать. Сейчас, правда, во втором полугодии, она уже перестала это делать. А в другой школе, как рассказала мне знакомая сухумчанка, таким же образом с первоклассником сидит на уроках его бабушка. И подобное, надо полагать, стало происходить сейчас и во многих других городских школах.
Об этом явлении, когда малыши растут слишком несамостоятельными, в тепличных условиях семейной опеки, я завел разговор в ее кабинете с заведующим отделом просвещения администрации Сухума Людмилой Радионовной Адлейба. Она согласилась, что такая проблема существует:
«Вот мы говорим: дети должны соблюдать правила дорожного движения. В школах мы проводим эти мероприятия: и демонстрационные, и в виде бесед, классных часов и так далее. Родитель привез на машине ребенка до лестницы, оставил в подъезде школы, уехал. Забирает – то же самое. И на практике дети этого не видят – как улицу перейти, как светофор работает.
– А вот конфликтных ситуаций не возникало таких, что мама приходит в школу, сидит рядом с ребенком, а кто-то в классе против этого: зачем она сидит?
– Про конфликты из-за этого я не слышала. Все это, конечно, происходит с разрешения директора, завуча, классного руководителя. Идем навстречу родителям и детям, которые имеют такие проблемы. В каждой школе у нас есть психолог, они работают с детьми. Но иногда родители мешают работе психолога. Они не хотят, чтобы с их ребенком он занимался, стесняются что ли. Я, честно говоря, до конца не поняла, почему это происходит в нашем обществе.
– Наверное, многие воспринимают это слово как что-то связанное с психиатрией…
– Да, да, да, вот что-то такое унижающее достоинство их ребенка, их самих.
– А родители не задумываются, что когда мама приходит и сидит рядом с ребенком, то это воспринимается соответствующим образом его одноклассниками? Может вызывать насмешки…
– Конечно, остальные дети же смотрят на это… Еще знаете что, у нас нет медико-педагогической комиссии. Дети поступают в школу в первый класс – и все приносят справки из детской поликлиники: «здоров», «здоров», «здоров»… Потом выясняется, что есть какие-то отклонения, задержки в развитии. И родителям уже, бывает, не докажешь, что там проблемы со здоровьем».
Мы заговорили и о другой проблеме средних школ столицы Абхазии: переполненности центральных и незаполненности классов в окраинных. Адлейба говорит:
«Проблема переполненности школ в центре города по-прежнему существует. Вторая, десятая, четвертая, третья школы… С чем это связано? Связано с тем, что вот эти школы, которые находятся на периферии – на Маяке, восьмая школа, седьмая, одиннадцатая, где только по одному классу могут набирать, нет ни «а», ни «б», ни «в»… Тринадцатая школа… Они все без ремонта. Без, скажем так, уюта. Родители сейчас хотят, чтобы их дети обучались в комфортных условиях. А у нас в связи с отсутствием закона об образовании, каких-то законодательных таких документов, которые бы помогали нам ограничивать прием в школы детей из разных микрорайонов, нет возможности отказывать им.
– Ну, где в этом году самые большие первые классы получились?
– В десятой школе, четвертой…
– И по сколько там учеников?
– 41, 38».
Итак, где густо, а где пусто. Я бы провел тут аналогию и с крайностями, которые происходят в воспитании малышей. В классе, в котором полтора учебных года мама сидела рядом со своим сыном как наседка, высиживающая цыплят, другого мальчика, с первых дней занятий в первом классе проявлявшего гиперактивность, просто не позволявшую педагогу проводить уроки, пришлось исключить. И не думаю, что это все только генетика. Это наверняка и упущения в семейном воспитании, которые стали допускаться с первых месяцев жизни маленького человека. Возможно, просто не хватает строгости.
Школьник из древнего Шумера в пережившей его тысячелетия глиняной табличке жаловался, что учитель и помощник учителя то и дело наказывают его, избивая палкой. Но вспомним: ведь еще лет двести назад наказание розгами в школах воспринималось как нечто естественное даже в самых развитых странах. К счастью, все это ушло в безвозвратное прошлое. Но вот в самое последнее время перекос пошел, похоже, уже в другую сторону. Мы с Людмилой Радионовной вспомнили во время разговора про инцидент в одной из московских школ, который недавно активно обсуждался российскими СМИ. Немолодая учительница, устав делать замечания 15-летнему подростку, который нагло слушал на уроке что-то через наушники, выдернула у него их из ушей. После этого он ее ударил и, войдя в раж, начал крушить все вокруг. После этого директор школы уволился, а с подростком носятся как с писаной торбой, он стал гостем телепередач…
Людмила Радионовна сказала, что в подведомственных ей школах возникали время от времени различные конфликтные ситуации, это вполне естественное явление, но до такого, конечно, не доходило. Это во-первых. А во-вторых, у нас их, как и семейные конфликты, не принято выносить на всеобщее обозрение, поэтому вряд ли они когда-нибудь будут предметом общественного обсуждения.
Виталий Шария