Ветеран Отечественной войны народа Абхазии 1992-1993 годов Алхас Аргун рассказал в интервью «Эху Кавказа» о первых днях войны, о том, как формировался и пробирался в Абхазию отряд добровольцев с Северного Кавказа, о высадке Тамышского десанта.
– Алхас, скажите, пожалуйста, каким было для вас начало Отечественной войны народа Абхазии 1992-1993 гг.?– В начале войны, 14 августа, я находился в Москве, я был студентом, были каникулы, но тогда сложно было выживать, и мы там с друзьями занимались каким-то мелким бизнесом. 14-го числа мы увидели то, что и увидели все, – это танки, вертолет, который стрелял в районе пляжа. На следующий день в Москве собралась диаспора, все, кто там находился. И мы приняли решение, что те, кто может зарабатывать деньги, должны остаться, а все остальные должны ехать в Абхазию, чтобы защищать свою родину. На следующий день мы попробовали поехать сюда, но тогда не летали самолеты, потому что была забастовка авиадиспетчеров, так все совпало. В те времена все время были какие-то забастовки, сейчас это все уже забылось. В итоге нам пришлось поехать на поезде. Пока мы ехали на поезде, грузины высадились в Гагре и перерезали нам путь. Таким образом, мы попали на Северный Кавказ. Сначала поехали в Черкесск, потом нам сказали, что какие-то группы готовятся в Грозном, и нас на автобусах перекинули в Грозный.Вы не представляете, какая была огромная поддержка и сочувствие, и не только сочувствие, но и непосредственная помощь. Черкесы и абазины проводили митинг, на него пришел руководитель республики Хубиев, кажется, тогда был, он стал говорить, что мы за мир, надо прекратить огонь и так далее. Пришли ребята и просто спихнули его со сцены со словами: «Нас там убивают, а вы о каких-то переговорах говорите! Надо ехать и защищать Абхазию. Формируем добровольцев, завтра утром все, кто хочет, собираемся и едем в Грозный». В Грозном тогда был Дудаев. Поехали из Нальчика в Грозный, там собирались эти группы. Оружие никому не давали, там был дудаевский спецназ, и нас собралось человек триста тех, кто стремился попасть в Абхазию.
– Что происходило в Грозном?
– В Грозный стекались все добровольцы, в основном абхазы, которые были на территории России, потому что переход был возможен только через перевал. Всех направляли туда, чтобы как-то организованно перебросить. На машинах мы доехали до Черкесска, потом нас довезли до перевала, мы ошиблись и вместо Дамхурца попали на Архыз. Из Архыза есть переход на Южный приют, а оттуда прямо в Кодорское ущелье. Я к тому времени неплохо знал карты, руководителем всей этой группы был Шамиль Басаев, он возглавлял дудаевский спецназ – 22 человека, это были очень организованные и дисциплинированные ребята, а все остальные шли с ними. Потом мы объяснили, что не туда попали, и так как дорогу к тому времени уже перекрыли, нам пришлось делать пеший переход от Архыза до Дамхурца, мы шли всю ночь, километров тридцать, а рано утром перешли с Дамхурца на Авадхару.
– Что с этим отрядом потом было?
– Этот отряд разошелся по разным подразделениям, а мы потом участвовали в Тамышском десанте.
– Расскажите, пожалуйста, о Тамышском десанте. Что вам запомнилось? Что было в этой операции наиболее важное?
– Это была великолепно проведенная операция. Удачная операция такого рода говорит о слаженности и высоком уровне абхазской армии. Все прошло совершенно гладко, без сучка и задоринки. Мы стартовали вечером, смеркалось, фотографии есть в интернете: идет баржа, ее сопровождают катера, там была одна баржа с десантом, другая баржа с «Градом». Командиром «Града» был Темур Надарая. Примерно на рассвете мы причалили в Тамыше, была соблюдена невероятная секретность. Мы все помним, как в то время за несколько дней до наступления на Гудаутском рынке начинали обсуждать подробности предстоящей операции. А тут все было иначе, лично я узнал точку, в которую мы высаживаемся, только тогда, когда мы были уже в море. Это было очень хорошо, плюс Восточный фронт сработал просто фантастически!
– В чем это выражалось?
– Восточный фронт был отрезан от моря (трассу контролировали грузинские войска), они должны были подготовить нашу высадку. Возможно, они должны были с боями прорываться к берегу, а мы должны были прорываться с боями на встречу с ними. Но к тому моменту, когда мы высадились, уже вся территория и вся трасса до моря были полностью освобождены. То есть, когда мы пришли, уже все было сделано. Потом уже, когда грузины очухались и со стороны Киндги начали нападение, начались тяжелые бои. Мы у Тамышской школы первые были, и первые потери у нас были в этот день там. Но в целом операция была проведена великолепно. Да, были определенные нестыковки, но, когда в операции задействовано несколько сот, а то и тысяч человек, десятки различных групп, выстроить их взаимодействие было очень сложно. Например, у нас не было информации о том, что наши ребята будут с красными повязками, мы чуть не перестреляли друг друга, но не перестреляли же! Догадались, договорились, и все прошло нормально.
– Какую задачу вам поставили?
– Задача было очевидной, основной Гудаутский фронт начинал наступление на Шрому, чтобы взять высоты вокруг Сухума. К этому времени наше командование уже убедилось, что штурмовать в лоб, как это было 5 января и 16 марта, нельзя, это грозит очень большими потерями и не дает результата. Поэтому был отвлекающий удар на нижнем мосту, а основные силы были брошены на Каманы, Шрому, на Цугуровку, и там были очень тяжелые бои. Наша задача была вместе с Восточным фронтом отрезать Сухумскую группировку от снабжения из Грузии.
– Вам удалось это?
– Думаю, да. Мы девять дней держали трассу, первые сутки они атаковали с сухумской стороны, потом поняли, что им нужны ресурсы, чтобы сопротивляться нашему основному наступлению, и они стали копить силы из Грузии. Мы высадились в ночь на 2 июля, девятого числа у них было генеральное наступление. Сейчас кажется, что надо было не так сделать, а по-другому, технику по-другому расставить, тогда наши силы начали штурмовать Анурхуа, для них это было такое сакральное место. В это же время грузины собирали сильный кулак, чтобы пробить десант со стороны Грузии. Это была ошибка, сейчас мы это понимаем, но тогда это не было очевидно. Во всяком случае, за эти восемь дней пока мы держали трассу, гудаутским войскам удалось занять все высоты, и это вынудило грузин к переговорам и к перемирию. И, если вы помните, к договоренности о выводе войск, они тогда на все согласились, так как понимали, что Сухум не удержат. Переломный момент был тогда.
– Действительно, добровольческое движение было очень сильно развито. У нас было достаточное количество добровольцев, но не подавляющее большинство. Мы можем посмотреть прямо по спискам погибших, 80% из них – абхазы. И только 20% добровольцы, но среди добровольцев больше всего было кабардинцев, я имею в виду всех адыгов, абазины, казаки, чеченцы, у нас был один ингуш. Украинцы, кстати, тоже были. Это была освободительная борьба абхазского народа. Советский Союз развалился, и, если бы тогда у грузинского общества, у грузинского руководства возобладал разум, и они бы сказали: «Друзья, у нас есть уникальный шанс построить цивилизованное мирное государство. Давайте попробуем в какой-то форме вместе это сделать!» Мы бы попытались найти с ними общий язык. Но ведь вы же помните, что тогда было? Грузия для грузин, никакой Абхазии нет, возврат к Конституции 1918 года. Не мы развязали эту войну, не наши танки пошли в Грузию, было совсем наоборот.
А по поводу роли России, мы все знаем, что за несколько дней до 14 августа Шеварднадзе встречался с Ельциным. Эта встреча была неслучайна, конечно, у нас нет достоверных фактов, записанных речей, где-то есть этот протокол, может быть, когда-нибудь это раскроется. Но, скорее всего, они обсуждали этот вопрос. Наверное, Шеварднадзе говорил: «Борис Николаевич, мне этот вопрос с абхазами надо решить, давайте, мы наверняка его решим за три дня!» А тот сказал: «Эдуард Амвросиевич, только быстро, не затягивайте!» Скорее всего, так оно и было, но не получилось, не всегда так бывает, как кажется.
– Как вам сказать, конечно, серьезное разочарование есть, потому что мы ожидали увидеть Абхазию не такой. Ведь после победы, после войны вся энергия, весь потенциал нашего народа, который мог быть направлен на созидание, был задушен щупальцами блокады. Лучший порыв нашего народа был потоплен в этой блокаде. Это было в 1994 году, когда Россия заблокировала нам все контакты, мы были ограничены в развитии, мужчины от 18 лет до 55 лет не могли выезжать и пересекать границу, а женщины работали на границе, ничего не развивалось. Чтобы завезти в Абхазию несколько вагонов с зерном, президент должен был обойти все службы. Мы же представляем себе, что такое российская бюрократия, особенно когда она не хочет сотрудничать. Положение, когда нет развития, нужда, конечно, убивали веру нашего народа в свое будущее. Надеюсь, что не убили. И когда мы говорим сейчас о российской помощи и о том, чем мы обязаны России сегодня, мы должны помнить, что мы России обязаны и тем, что наши лучшие порывы были задушены в этой блокаде в 1990-е годы. Россия же нам помогает не от того, что она очень любит абхазов.
Так сложилась политическая и геополитическая обстановка, завтра она может стать другой. Но мы-то должны добиваться своей цели, а наша цель – создать устойчивое, самодостаточное государство. Нельзя закрыться от всего мира, сидеть и вариться в своем котле. У нас есть колоссальный ресурс – это наша диаспора, это черкесский мир, который насчитывает четыре миллиона человек, он сопоставим в человеческом отношении с той же Грузией. Нам надо правильно вести политику, как перед 1992-м годом за четыре-пять лет, я имею в виду наши контакты с черкесами, с Северным Кавказом, с турецкими абхазами, они все готовили движение международной поддержки Абхазии. И если бы этого этапа не было, то не было бы и результата такого этой войны. Сейчас, к сожалению, риск повторной войны существует для нас. И нельзя сидеть сложа руки, надо точно так же готовить свою страну, весь черкесский мир, частью которого мы являемся, и дать понять Грузии, что нас не 200 тысяч, а четыре миллиона, так же как и их. И поэтому не надо с нами воевать, надо с нами договариваться!
Елена Заводская
