В Абхазии в самом разгаре путина, которая, как обычно, сопровождается многочисленными нарушениями. Рыбу ловят хищническими способами, в неположенных местах, не обращая внимания на нормы вылова. Незаконный и бесконтрольный лов безвозвратно разрушает экологию абхазской акватории и наносит невосполнимый вред популяциям разных видов рыб. О ситуации рассказывает председатель Федерации рыболовно-охотничьего спорта Республики Абхазия Альберт Бондаренко.

Елена Заводская: Альберт, в последние дни я вижу ваши возмущенные посты в «Фейсбуке» о нарушениях при вылове рыбы. Расскажите, пожалуйста, что у нас происходит и что именно вызывает у вас такую озабоченность?

Альберт Бондаренко: Хотелось бы обратить внимание на те квоты, которые государство выдает заводам и кораблям для вылова рыбы. Каждый год собирается сессия, на которой присутствуют представители экологических служб России, Абхазии, Минсельхоза. Они занимаются выдачей квот и разработкой тех мер, которые могут препятствовать незаконным видам лова. В первую очередь это касается квот. Азово-Черноморский НИИ вместе с московским НИИ каждый год рекомендуют определенное количество к вылову, так как каждый год на территории черноморского побережья находится определенное стадо хамсы.

В прошлом году было рекомендовано 20 с небольшим тысяч тонн, но наше правительство разрешило сначала выловить 27 тысяч тонн, так как предоставлялась информация, что на нашем побережье находится стадо размером около 120 тысяч тонн. Это соответствует международным законам, которые говорят, что нельзя вылавливать больше 25% из общего стада, чтобы его не травмировать, чтобы оно в будущем не уменьшалось, а пополнялось или хотя бы оставалось на таком же уровне.

В итоге, в течение хамсовой путины – 4-5 месяцев – наше правительство увеличивало квоту с 20-ти с лишним до 70 тысяч тонн. Т.е. наше правительство решило выловить 2/3 стада, которое существует. Мы тем самым уничтожаем наши биологические ресурсы. Я уже не говорю о том, что вылавливается не только хамса. Хамса – это та рыба, под которой стоит вся хищная рыба, которая питается ею. Я не говорю о краснокнижных видах рыбы – это тот же самый черноморский лосось – кунджа, который также вылавливается кораблями. В прилове он всегда есть, и никто никогда его за борт не выбросит.

Е. З.: Такая ситуация, как вы сказали, была с квотами в прошлую путину. А что у нас с квотами в нынешнем году?

А. Б.: В этом году разрешили около 30 тысяч тонн, хотя Азово-Черноморский НИИ сказал, что стадо объемом 110 тысяч тонн максимально пришло со стороны Грузии, Турции и со стороны России. Есть неподтвержденные данные, что автоматически эта квота будет увеличена в январе или феврале, потому что эти квоты, выданные осенью, уже практически все выбраны. По словам того же Савелия Читанава (главный эколог Абхазии), других министров, а также Романа Дбар (директор НИИ экологии), за все эти годы ни один эколог не присутствовал ни при погрузке, ни при выгрузке рыбы – ни на заводах, ни на кораблях. Никто не контролирует количество выловленной рыбы, которая отгружается на эти заводы, поэтому мы не можем сказать, было выловлено 20 или 70 тысяч тонн. Возможно, было выловлено и 100-120 тысяч тонн. Это все неподконтрольно.

Е. З.: А как у нас производится лов рыбы рыболовецкими сейнерами? Одни говорят, что они разрушают экологию дна, что приводит к исчезновению рыбы, потому что ей нечем кормиться; другие говорят о том, что лов рыбы производится безопасно, кошельковыми неводами, и никакого ущерба дну они не причиняют. Если можно, поясните этот вопрос.

А. Б.: Нам все говорят, что они ловят кошельковыми неводами. Да, тралы запрещены, тралов у них нет. Трал сгребает со дна все, что можно, уничтожая его микрофлору. Но кошельковый невод бывает и 100, и 150, и 200 метров в высоту. В тех местах, где ловят эти корабли, глубины не более ста метров. В основном у нас хамса приходит в гудаутскую, пицундскую и гагрскую бухты. Соответственно, когда этот кошельковый невод опускается, он опускается до дна и сгребает все дно, забирая всю рыбу, которая находится у дна, и вся микрофлора дна уничтожается. Поэтому мы видим каждый год уничтожение наших водных биологических ресурсов: рыбы становится все меньше, видовой состав становится меньше и размер рыбы, соответственно, намного меньше. Почему все рыбаки и рыболовы жалуются? Поверьте, кому как ни нам в федерации знать, когда нам звонят из всех городов и жалуются: Что с рыбой? Что происходит?

Е. З.: Ясно. А что говорят наши законы: где и как могут ловить рыбу корабли?

А. Б.: У нас закрыта 500-метровая зона от берега, т.е. корабли не могут подходить ближе 500 метров и вылавливать рыбу. Но у нас десятки, если уже не сотни за эти три-четыре года нарушений, которые зафиксированы на фото- и видеоаппартуру с использованием лазерного дальномера. Мы показывали и доказывали, что такие нарушения есть. Корабли выплачивают за нарушения три-четыре тысячи рублей штрафа, но это – капля в море. По словам директора завода и одного из капитанов, с которыми мы разговаривали, они не опускают невод, пока на своих сонарах и эхолотах не увидят, что могут поднять не менее десяти тонн рыбы. В разных водах, в разных городах, в разных акваториях у нас глубина разная. Так, в гудаутской акватории в 3-4 км от берега глубины вообще 16-20 метров! В гагрской бухте то же самое, есть места, где глубины 50-60, максимум 70 метров! Поэтому, чтобы они не говорили, они все равно сгребают все с нашего дна и уничтожают всю его микрофлору.

То же самое касается устьев рек, куда они проходят и где они ловят. Есть закон: в шестикилометровой зоне вправо, влево и вглубь от берега и от устья реки ловить нельзя, но они все равно там ловят. И это остается безнаказанным, потому что у нашей Федерации нет такого количества людей и аппаратуры, чтобы успевать фиксировать правонарушения во всех частях нашей необъятной родины.

Есть еще один момент, которого я бы хотел коснуться. У нас еще в советские времена были заповедные зимовальные ямы, где промышленный вылов рыбы был запрещен вообще. Это – Очамчырский район, пицундская и гагрская бухты, куда приходит хамса и другие виды рыбы на зимовку. Они там жируют, откладывают икру и расходятся. Эти зимовальные ямы до сих пор открыты. Но их ни в коем случае нельзя оставлять открытыми для промышленного лова, потому что этим мы уничтожаем всю нашу рыбу!

Е.З.: Альберт, а что со всем этим делать? Как эту ситуацию привести в порядок?

А.Б.: Как с этим бороться? Не знаю. На правительственном уровне или путем изменения законов и подзаконных актов мы пробовали это делать, но это – непробиваемая стена! У нас до сих пор нет закона о рыболовстве, и действует закон о рыболовстве 1960-х годов, в котором прописан штраф за браконьерство – 50 рублей! Новый закон два-три года тому назад по просьбе Романа Дбар в России создали, но наше государство не может заплатить несколько сот тысяч рублей, чтобы нам этот закон выдали, и мы могли его принять. Я общался со многими депутатами, которые готовы его принять, чтобы у нас все было в правовых рамках. А как это еще изменить, не могу вам сказать.

Я уже не говорю о том, что два года назад у нас было три рыбных завода, сейчас у нас их семь. Когда мы были на приеме у премьер-министра пару лет назад, там собрались депутаты, министры, представители заводов, представители общественных организаций. Нас тогда официально заверили, что больше трех заводов не будет, ведь для того, чтобы один завод был рентабельным, ему нужно переработать за хамсовую путину не менее семи тысяч тонн рыбы. Когда у нас семь заводов, им нужно выдать квоту не меньше 49 тысяч тонн. И я не понимаю, где тут логика, если нам рекомендуют квоту не более 27-30 тысяч тонн? Значит, они будут воровать и вылавливать больше. А когда изначально эти квоты выдаются, чтобы общественность и народ не вышли на митинг, их определяют в 27-30 тысяч тонн. Это делается для того, чтобы через месяц увеличить квоту, потом ее еще увеличить, как это делалось в прошлом году: с 27 тысяч тонн подняли до 70-ти.

Эхо Кавказа